Рай и я

Недавно я получил честный и серьезный вопрос от одного студента. Он пытался понять, что представляет собой рай, и спросил: «Если Бог дает нам свободу воли в этой жизни, чтобы мы могли выбирать добро, – разве рай не противоречит этому? Если на небесах мы едины с Богом, то разве там мы не лишаемся своей индивидуальности? Какой смысл сейчас иметь собственную волю, если потом, сделав «правильный» выбор, мы теряем ее?»

Этот вопрос раскрывает тревогу многих людей: если мы доверяем себя Богу, то не теряем ли мы себя?

Не конец, а начало

На самом деле на его вопрос уже ответил – блестяще и поэтично – один известный человек, К. С. Льюис (писатель, филолог и теолог, автор «Хроник Нарнии», «Просто христианства» и других знаменитых книг). Давайте разберемся, что такое рай, шаг за шагом.

Прежде всего, нам необходимо прояснить важное различие: разницу между единением и общением. На небесах мы не растворяемся в Боге, словно вода в море (как в некоторых восточных мистических учениях). Это действительно означало бы потерю индивидуальности. Льюис описывает христианское – и, осмелюсь сказать, более прекрасное – видение рая: общение и общность с Богом.

Для настоящего общения и общности различение между двумя личностями просто необходимо. Как влюбленные не перестают быть собой, когда влюбляются, так и те, кто попадает на небеса, не растворяются в Боге, но становятся во всей полноте самими собой, когда находятся в союзе любви с Ним. Льюис пишет: «Влюбленные не просто ради красного словца говорят друг другу, как они прекрасны, дело в другом: восторг не полон, пока не будет выражен» («Размышления над Псалмами»). Истинная любовь не стирает личность возлюбленного, а подчеркивает, усиливает ее.

Так и с Божьей любовью: рай, который Он предназначил нам, Своим любимым существам, – это не конец нашей личности, а рождение настоящего «я» человека. Это один из величайших парадоксов: чем ближе вы к Богу, тем больше вы становитесь собой.

Кстати, это объясняет, почему мы порой кажемся себе немного странными, сложными личностями. Клайв Льюис так пишет о нашем месте в раю: «Форма, в которой отлит ключ, показалась бы вам странной, если бы вы никогда не видели ключа; и сам ключ был бы странным, если бы вы никогда не видели замка. Ваша душа имеет странную форму, потому что это ключ, открывающий одну из дверей в доме со множеством особняков» («Проблема боли», гл. 10). Льюис утверждает, что наши души созданы для общения с Богом, а наши особенности – это не странности, от которых нужно избавиться, а специальные «выемки», проложенные, чтобы открывать «замки» божественной радости.

Мы созданы для рая. И на небесах наша индивидуальность не стирается, а раскрывается по-настоящему.

Свобода

Есть распространенное представление о том, что, мол, грех – это «верность себе», а религия – это «конформизм». Но Льюис говорит, что на самом деле все наоборот: «Отступить от этого [Божьего] Света – значит стать меньше, превратиться в рассыпающееся, призрачное, хрупкое существо» («Великий развод»). В аду (как его описывает Льюис) его обитатели становятся лишь крохами того, чем они когда-то были, умаленные не Божьим судом, а собственной самоизоляцией.

Это ошеломляющее утверждение: чем дальше мы от Бога, тем меньше становимся мы сами. Не потому что Бог мелочен и мстителен, а потому что грех разрушает ткань нашей личности. Отрезанное от источника света, дерево не становится свободнее – оно увядает.

И, напротив, те, кто стремится к Богу, становятся в раю более проявленными, реальными и живыми. Потому что единение с Богом укрепляет нас, делает прочнее, дает внутреннюю силу.

Так означает ли рай потерю свободы воли? Абсолютно нет. Свобода, которую Бог дарует нам сейчас, пока мы живем на земле, включает в себя в том числе и свободу ранить себя, искажать свою любовь, бунтовать… На небесах наша свобода не отменяется, а совершенствуется. Это для нас уже не «свобода грешить», а свобода быть целостными, раскрываться, расцветать.

Льюис объясняет этот парадокс в своем трактате «Проблема боли»: «Свобода творения должна означать свободу выбора; а выбор подразумевает наличие вещей, между которыми можно выбирать. Мир автоматов – существ, работающих как машины, – вряд ли стоило бы создавать» (гл. 3). Но также Льюис говорит: «Мы не просто несовершенные существа, которых нужно улучшить, – мы мятежники, которые должны сложить оружие. Сложить оружие, сдаться, извиниться… – вот что христиане называют покаянием» (гл. 5).

Свобода воли не теряется на небесах – она исполняется.

В раю мы не марионетки, а совершенные личности. И свобода уже не означает для нас «выбор зла» – так же, как зрелому музыканту нет нужды брать случайные фальшивые ноты, чтобы доказать свою «свободу». Небеса – это виртуозность души.

Грех искажает личность. Благодать восстанавливает ее.

Стать собой

Наконец, я хочу ответить еще на один вопрос: правда ли, что идеи о рае и аде «бессмысленны для того, кто не верит в Бога»?

Да, если Бога нет, то страдание абсурдно, мораль субъективна, а рай – фантазия… Но. Если Бог существует, то рай не только имеет смысл, но и необходим. Жажда справедливости, красоты, покоя, примирения, которую мы все испытываем, – это не заблуждения, это… подсказки. То, что Льюис называет «ароматом цветка, который мы еще не нашли». Как он писал в «Просто христианстве»: «Если я нахожу в себе желание, которое не может удовлетворить никакой опыт в этом мире, – наиболее вероятным объяснением будет то, что я был создан для иного мира» (книга III, гл. 10).

Так что нет, Бог не собирается стирать нашу свободу воли, наши причуды, нашу историю. Он хочет искупить их. Бог не просит нас потерять себя – Он призывает нас стать собой.

Если Бог существует, то Небеса не бессмысленны, они – единственный смысл. Льюис, пожалуй, лучше всех выразил это: «Дверь, в которую мы стучимся всю жизнь, наконец-то откроется».

Вы войдете?

Кхалдоун А. СУЭЙС, доктор философии.